- Слушай, Мег, нам что – поговорить больше не о чем? – Да нет, у нас миллионы тем для разговоров, о чем ты вообще. Давай поговорим об экономических проблемах страны. Или, может, расскажешь мне о погоде в хуаньской провинции? Давай, я слушаю, это ведь сейчас намного важнее, – наверное, Левайн уже стопицотый раз жалеет о том, что позвал ее к себе. Лучше бы просто не обратил внимания. Для него, конечно, лучше... по крайней мере, до тех пор, пока Фокс не выскажется и не перейдет от слов к действию. А для нее это, конечно, отличная возможность высказаться. – О, нет, солнце мое, никто меня не присылал. Может быть, она мне вообще за этот разговор голову оторвет, но я все равно скажу, раз уж я здесь. Ты попался под горячую руку, не твой день, наверное, извини, - Меган пожала плечами и умолкла, кинув взгляд на официантку, которая слушала, чего хочет Адам. Но Адам раскатал губу и сказал лишнее, - …чтобы успокоилась, – Я спокойна как удав… - "…перед нападением на жертву…" - Не слушайте, что он говорит, его в детстве часто роняли. Нам ничего не надо, лучше принесите счет, мы уже уходим, - Фокс выдавила улыбку, крича вслед официантке, которая, наверное, не обратила на нее никакого внимания, а после вернула хмурый взгляд своему ненаглядному другу-самоубийце. Может, у него как у кошки девять жизней? Или нервные клетки лишние деть некуда… - Если она принесет мне мартини вместо счета, я вылью все до капли тебе на голову, слышишь меня? – нет, серьезно, она точно опрокинет на него и бокал с мартини, и стакан с его соком, и все, что попадется под руку. Все равно пить нельзя и настроение подходящее. Может, ее и за убийство оправдают если что? Или хотя бы скинут пару лет.
- И, ты так и не ответила на мой вопрос: ты чего злая такая? И… заплаканная? -  - Ничего особенного, мы обе залетели, вы оба – мудаки. Все просто как пить дать, только из нас четверых у тебя самый запущенный случай. Потому что ты, кретин, можешь все исправить - ребенок твой, хочешь ты этого или нет, а ты этого хочешь, я знаю, – Меган снова запнулась, потому что официантка вернулась. И с чем? С подносом, на котором стояли сок и мартини! И ни намека на счет! – Я же сказала, счет, а не это! – Фокс моментально вскочила, взяла с подноса бокал и выплеснула его на Левайна, а потом наклонилась перед ним, оперевшись руками об стол,  - А теперь ты меня послушай. Я знаю Минку лет с семи, я ей во Флориде каждое лето ведра с песком на голову одевала, мать твою! О том, что она на кого-то запала я всегда узнаю чуть ли не раньше нее самой и, поверь мне, если бы она тебе изменила, я бы узнала об этом первой, потому что это я ваш постоянный и единственный мозгоправ, правда без нужного образования, но зато бесплатный и круглосуточно готовый выслушать! Тебе повезло, что я не врач и диагноз тебе не ставила, иначе в твоей медкарте было бы написано «хронический долбоеб» и ничего больше. Самое худшее ты уже узнал, так что тебе бояться нечего. Ты с этим уже достаточно живешь и даже не думаешь, что все может измениться. В мире куча людей никак не может завести детей, а потом они вдруг понимают, что смогли. А тебе легче поверить в измену, чем в то, что твой организм решил, что даже у такого идиота как ты должны быть дети. Ты ведь хочешь детей, я права? И Минку ты так просто из головы выкинуть не можешь, если правда ее любишь. Любил… Нет, любишь. И если все это так и есть, то послушай меня и сдай гребаные анализы еще раз. Тебе ведь не сложно, ради спокойствия любимой Мегуши, подрочить в стаканчик и отдать тетеньке в белом халате? В лучшем случае ты поймешь, что заставил ее выбирать между тобой и ТВОИМ ребенком, которого, к слову, чуть не убил, а в худшем… А в худшем, я узнаю, что моя подруга больше не доверяет мне как раньше, раз скрыла это от меня. Докажи мне, что это не так. Оторви свой тощий зад от стула и мы поедем в клинику прямо сейчас. Пожалуйста… – договаривала Меган уже не так как начала. Без тяжелого маньячного взгляда, от которого кажется, что тебя сейчас или убьют, или покалечат. Последние слова она произнесла с искренней надеждой на то, что Левайн согласится. Хотя с чего бы это, перед Минкой-то он старой справкой трясти собирался, зачем слушать кого-то третьего. Однако, в его охреневшем взгляде Меган нашла что-то, что придало ей уверенности, что он пойдет следом и не убежит от злого доктора. Выпрямившись, она довольно улыбнулась. - Рада, что мы друг друга поняли. Надеюсь, на этой неделе ты не пил, не курил и не трахался. Для анализов надо быть невинным как монашка, ну это ты и сам знаешь, кому я рассказываю, - убрав с лица улыбку, Фокс развернулась и пошла к выходу. "Надеюсь, ты на машине."

Наверно Биллу следовало признать, что он вел себя, как тот еще моральный урод, которому в идеале надо было отчитаться Лин по уходу на шумные посиделки четы Лето, а по мере возрастания косяков вообще завалиться в квартиру с ароматным букетом любимых цветов Линдси. Но кого волнуют подобные мелочи жизни? Все-таки Армстронг кроме как ноющим шилом в шикарном седалище будущей мисс Армстронг, был по совместительству и до икоты обожаемым и родным лосём Фонсеки, которому, по мнению самого музыканта просто обязаны все прощать. Все-таки привалившему Линдси «счастью» было свойственно думать о себе слишком много, заботиться о своем авторитете и положении в обществе. И, несмотря на дотошную внимательность к своей персоне, Билли Джо вряд ли можно было назвать черствым, наглым и избалованным парнишей. Ведь не обращая на излишнюю бородатость и возраст, Билл считал себя ребенком. А разве на милых крох можно обижаться? Он по сей день мог несмотря на недоумевающий взгляд Лин пробежаться по дому с кастрюлей на голове и плащом- простыней, стащенной с любовного совместного ложа с недоженой.
Нагулявшийся за день и порядком уставший, Армстронг опираясь пятой точкой о журнальный столик, ждал пробуждения своей любимой. Ерзая на месте от нетерпения, мужчина невольно заулыбался, и запустил руку в карман джинс, желая проверить наличие коробочки с очаровательной золотой вещицей, покупку которой так бурно отпраздновал гуляка. К счастью, Билл не успел на пьяную голову посеять удачно приобретенную прелесть. Заметно занервничав при виде потихоньку просыпающейся любимой, Джо вцепился пальцами в коробочку обтянутую красным бархатом, решаясь сделать давно обдуманный еще на трезвую головушку важный шаг в своей жизни. В голове промелькнула отчаянная мысль, от которой оставшийся в крови алкоголь магическим образом выветривался:- Сейчас или никогда. Внезапно, когда Билл собрался с мыслями и уже хотел нежно коснуться плечика любимой, желая поскорее сказать ей о своих чувствах, он неожиданно схлопотал удар в подведенный неизвестной непросвещенному мужчине мире косметики Фонсеки глаз. От резкого и смачного удара любимой Джо схватился за много- страдательный глаз, выронив при этом из кармашка коробку с кольцом. В голове музыканта от боли сразу разразился неиссякаемый поток различной степени оскорбительности мата. И самое парадоксальное вслух удалось выдать лишь «Аааауч». Правда, это междометие сопроводилось несильным ударом ногой в диван, видимо от которого пробуждение девушки заметно ускорилось. Еле найдя в себе силы, Армстронг пихнул злосчастную коробочку под кровать, надеясь при любой удачной выпавшей возможности, наконец, преклонить колено перед Линдси.
Когда он попытался присесть на журнальный столик, то столкнулся с массой препятствий : его голова трещала по швам, а тело не слушалось, не замечая того, что оно очень отяжелело, руки предательски дрожали, и сил не хватило переместить свое бренное тело на удобную поверхность. Поэтому продолжая тяжело вздыхать, заменяя тем самым нецензурную сапожницкую брань, Армстронг продолжал сидеть на полу. Заботливая невеста заметно заволновалась, судя по крику. – Прелесть моя, божья матерь вроде всегда была общей, - бросил Билл, все придерживаясь дорогого зеленого глаза, - Любимая, кажется я не бандит, чтоб прокрадываться в родной дом. Где-то в другом конце комнаты послышался заливистый лай любезной псинки Фонсеки, от чего в голове что-то начинало пульсировать. К счастью, громкие звуки, издаваемые противным животным любимой, были искоренены, а сама девушка резко отмахнув руки музыканта с родного лица, притянув к себе крохотными ладошками, всмотрелась в него. Ожидая заботливые ухаживания и поцелуй от Лин, Билли вытянул губы в трубочку и по-щенячьи посмотрел на любимую, но женщина лишь потыкала тонким пальцем в успевший посинеть несчастный глаз. Все же она не могла долго злиться, судя по тому, как она реактивно отлучилась на кухню за замороженным пакетом горошка, от которого становилось заметно легче. Облегченно вздохнув, Армстронг не без помощи Лин плавно переместился на диван. Где-то глубоко в душе Билл надеялся на помилование. Ведь он совсем недавно по вине родной дорогуши схлопотал мужицкий фонарь, о котором только попробуй заикнуться Тре либо Майку. Но к сожалению его прелесть не была настроена так равнодушно на тему последних событий, как сам виновник. Знаменитый допрос от Линдси, в котором она становилась злым копом. Для прелести картины не хватало лишь наручников и плети. Рассуждая над тем, что с ним будет, музыкант решил не искушать все же судьбу: - Милая, мы с Лето в роли Блэкджека и его одомашненными шлюхами немного оттянулись после работы. Ты только не говори Аврил, что её любовь прячет в шкафу таких прелестниц, а то она их испортит со злости. Я ведь её знаю, - голос его был игривым и замынчивым и в какой-то степени даже ехидным. - Я всегда знал, что ты у меня злюка,- сказал мужчина указав пальцем на глаз, - Ты так всех моих фанаток распугаешь. Я же так никогда не женюсь. – после этих слов, мужчина уронил еле заметную из-за пульсирующей боли улыбку и плавно спустился головой на подушку.

Сломать ногу не так плохо, особенно в случае Мари Эндерсон. Институт – сплошные мучения для неё. Она почти всегда находится в своём маленьком и уютном мирке, где она точно защищена от окружающих. На кой она ограждает себя от людей? Тут скорее нужно поставить вопрос: Почему все студенты косо смотрят на неё? Вот уж хороший вопрос. Нет, конечно, не все студенты, но большинство из них при виде этой девушки с блондинистыми волосами. Стоит уточнить – раньше блондинистыми, сейчас она покрасила их в тёмно-коричневый. Зачем? Ей просто захотелось перемен, вот и всё. Так вот, при виде этой девушки некоторые бросают на неё презрительные взгляды, некоторые смотрят на неё с жалостью, некоторые открыто ухмыляются. Но из-за чего всё это? Да, она в курсе, что её считают сумасшедшей девушкой, которая верит в невозможные вещи. Но разве это так плохо?... Видимо, она просто учится с людьми, которые предпочитают видеть всё так, как оно есть на самом деле. Она же предпочитает смотреть на мир сквозь розовое стекло. Так мир кажется значительно лучше. Так нет разочарования в этом мире.
Девушка уже неделю лежит в больнице, под контролем медсестры. Хотя, контролем это особо не назовёшь. Просто, если бы Мари хоть раз за неделю поднялась с кровати, то возможно, что её нога бы заживала куда медленнее. Нет, конечно, вставать ей всё равно приходилось, но нагрузок на ногу она не делала.
Ах да, она сломала ногу при очень забавных обстоятельствах… Это был обычный день. Шёл дождь. Всё начинается, как в романе, в котором совсем скоро встретятся два человека, которые полюбят друг друга с первого взгляда. Но этот рассказ не о том. И в этот день, Эндерсон решила надеть туфли на шпильках. Ну, все ходят, вот она и думала, что это так легко и просто, и ей особого труда не составит проходить на них весь день. С погодой она просто не подрасчитала, но и отступать никак нельзя! Раз решила – значит делай. И вот, на этих огромных (по её меркам) шпильках, она направилась в институт. Всё шло достаточно хорошо, если не считать то, что по дороге она чуть не упала пару раз, но в институте обошлось без этого. Зато после него… Шёл не просто дождь, шёл ливень, поэтому она приняла самое неверное решение – скорее БЕЖАТЬ домой. Бежать? Ну, хотя бы туфельки свои драгоценные сняла, а то ноги устанут. Ладно ещё устанут. Но дело не в этом, она побежала вперёд по мокрому асфальту и совершено неожиданно под её ноги попалась лужа. Чёртова лужа, из-за которой она и упала. И упала она довольно странным образом, не повредив ничего, кроме ноги. И это было чертовски больно, но дождь немного заглушал эту боль. Так что, с одной стороны Мари была благодарна тому, что он шёл, но с другой стороны осуждала его. Ну, а дальше ей вызвали скорую. Ладно, это не столь забавные обстоятельства… Ну, в реальности всё выглядело куда интереснее.
Итак, вернёмся в палату номер шестнадцать, в которой и находилась последнюю неделю Мари Эндерсон. Сейчас ей снимут гипс, но это не особо облегчит жизнь, так как хромать она будет, по прогнозам, ещё недели две. И вот, её нога на свободе и ей не нужны костыли для передвижения. Она засовывает книжки, которые остались в этой комнате, в сумочку и выходит. На ней простая, белая блуза и синяя, достаточно длинная юбка. На ногах надеты балетки, так как кроссовки не особо вписались в этот образ. Мари неторопливо шагает по коридору, мысленно напоминая себе, что снова придётся вернуться в этот институт, полный враждебных студентов. Она проходит возле регистрационного стола, замечая рядом с ним Дэниела-студента. О, отлично – встреча ещё и происходит раньше, чем она входит в двери института.
Мари недолго смотрит на него, а потом поворачивается лицом к стеклянной двери и видит странный, фиолетовый туман, который неумолимо быстро приближался к больнице. – Что это ещё такое? – лишь шепчет девушка, разглядывая его, не в силах даже оторваться. Да и есть смысл? Он всё равно нагонит её, куда бы она ни убежала. Остаётся лишь покорно ждать неизвестности. Что случится после того, как этот туман окутает всех? Долго ждать ответа на вопрос не приходится. Туман медленно окутывает всех находящихся в больнице, и она была первой. Теперь голова просто разрывается нахлынувшими воспоминаниями о том, кто она есть на самом деле. За одним воспоминанием следует другое. И все они сливаются воедино, создавая клубок ниток, который ещё придётся распутать. И уж явно не за один день. Выходит дело, всё это время Мари Эндерсон являлась совсем не Эндерсон, но к счастью, Мари. Мари Штальбаум, а если быть точнее, Марихен. Теперь она смотрит на того, с кем имелось не мало воспоминаний из прошлой жизни. На Щелкунчика. И она совершенно не знает, что можно сказать в этой ситуации. – Привет. – первое, что приходит на ум. А что ещё можно сказать в этой ситуации? Вдруг она единственная к кому вернулась память? Или она окончательно свихнулась и это очередной сон из разряда «Невозможное»?

Ах, Гавайи. Как прекрасно наконец выбраться из душных оков городской суматохи и с головой окунуться в затягивающий океан бесконечного релакса и наслаждения. Время от времени, гнет окружающего пространства, давление со стороны людей тебе безразличных, становится столь невыносимым, что, Богом клянусь, мой мозг готов взорваться на тысячу кусочков в любую секунду. Что остается тогда? Бежать. Да, я предпочитаю бежать от проблем, нежели встретить их лицом к лицу, нежели начать борьбу с собственной неспособностью дать отпор. Черт, это проявление слабости и при том нешуточное, а я так ненавижу слабость. Но прежде чем осуждать меня, хочу, чтобы кто нибудь встал на мое место, узнал какого это, когда от тебя постоянно что-то требуют, а ты, порой, просто не в силах столько дать. И тогда, тебя ломает. Грубо, жестоко, беспощадно. Это не физическая боль, которую можно задушить богатой дозой обезболивающего с виски. Это боль душевная, засевшая, как омерзительная заноза, в самой глубине подсознания. Она мучает, истязает, заставляет заниматься самобичеванием. Пустые попытки забыться в алкоголе приносят лишь временное облегчение. Следующим утром, ты снова проснешься, все еще не способная оправдать чужие ожидания. Именно в такие моменты полного отчаяния, я сбегаю. Прочь от этой жизни, прочь от этих людей. Туда, где никому от меня ничего не нужно
      Весь день провалявшись на шезлонге, ласкаемая теплыми лучами курортного солнца, я, кажется, умудрилась задремать под размеренный шум бьющихся об берег волн. Очнувшись от приятного небытия, смотрю на дисплей мобильного телефона. Семь часов. Похоже, я проспала три часа. Тело немного затекло за это время, поэтому, размяться было бы не лишним. Скидываю с себя раскрытую книгу, которую читала до того, как погрузиться в сон и поднимаюсь с лежака. Здесь уже темнеет. В Лос-Анджелсе сейчас на два часа больше, вечер в самом разгаре. Решаю окунуться на последок и вернуться в отель. Вода кажется несколько прохладной для разогретого тела, что заставляет меня немного помедлить перед полным погружением. Зайдя по пояс, какое-то время стою, разводя руками по ровной, лишь иногда беспокоимой легкими дуновениями ветра, глади воды. Ноги уже привыкли к освежающей прохладе и, решив не медлить, отталкиваюсь от песка и полностью ухожу под воду. Во мгновение ока, остатки сна смывает холодной волной, но мне это нравится. Я чувствую себя в своей стихии. Кажется, я могу бесконечно не дышать и резвиться на глубине. Жаль, что это лишь призрачная уверенность, легкие подводят, заставляя вынырнуть на поверхность в погоне за глотком воздуха. Жадно втягиваю его в себя. Стоит бросить курить, уже совсем не та. Делаю еще пару заплывов туда и обратно и, выжатая как лимон, выбираюсь на берег. Возвращаюсь к шезлонгу, скидываю все вещи в объемную пляжную сумку, обматываю бедра парео, которое моментально прилипает к мокрой коже, и, не спеша, ухожу в сторону отеля.
      -Ты зря не поехала, здесь очень классно, погода просто замечательная. - поднимаюсь по ступенькам на свой этаж, сжимая в руке сотовый. -что? Какое штормовое предупреждение? Нет, ни намека...Да брось, на небе ни облачка, уверенна, это очередные враки. - прижимая телефон к уху плечом, роюсь в сумке,  в поисках магнитного ключа, пропуская сказанные на другом конце слова, мимо. Найдя заветную карточку, провожу в замке магнитной полосой. Загорается зеленый огонек и ручка призывно щелкает, оповещая, что путь внутрь мне открыт. Захожу в прохладный номер, бросая сумку в коридоре. - ладно, я еще позвоню, целую, пока. - отключаю телефон и откладываю его на тумбочку. Первым делом направляюсь в душ, надо смыть с себя всю эту гадкую соль, которая уже успела засохнуть и комками слепить мне волосы.
      Выхожу из ванной, закутанная в мягкое махровое полотенце с эмблемой отеля. Что не говори, а сервис здесь что надо, все к моим услугам. Чистая и немного уставшая падаю на огромную кровать. Вожу ладонью по свеже застеленным, идеально чистым, белым простыням. Сто процентный хлопок, кажется. Взгляд падает на настенные часы. Пол десятого?! Сколько же я просидела в ванной? За окном уже стемнело, поднимаюсь с кровати, отодвигаю большую стеклянную дверь и выхожу на балкон. Воздух несколько сдавлен, да и вообще, вокруг царит почти идеальная тишина, лишь иногда нарушаемая чьими-то голосами. Оперевшись о балконный поручень, завороженно смотрю на линию горизонта. Небо такое темное, как и вода, они сливаются в одно, насыщенно - синие пятно, манящее своей таинственностью. Вдоволь насмотревшись, возвращаюсь в номер и вновь упав на кровать, смотрю в потолок, размышляя о том, куда катится моя жизнь. Сама не замечаю, как глаза закрываются и я проваливаюсь в сон.
       Просыпаюсь от гула сирен и спросонья не сразу понимаю, что происходит. Поднимаюсь на кровати, оглядывая темную комнату. За окном бушует ветер, вот и обещанный шторм. Спускаю ноги на пол и в шоке вскакиваю. Абсолютно весь пол залит водой, она достает мне до щиколотки и не известно откуда поступает в таком количестве. Быстро скидываю с себя полотенце, натягиваю купальник и какую-то рубашку поверх. Хлюпая по мокрому полу, босыми ногами бегу в коридор, на распашку открываю дверь и внезапно застываю, охваченная ужасом представшей передо мной картины. Этажи, находящиеся подо мной, полностью затоплены, люди в панике носятся по сторонам. Пораженная, закрываю рот рукой, так и стою средь коридора, пытаясь собрать остатки разума и решить, что же делать дальше.

Темнота надвигается, задвигает шторы; затихают звуки, родные голоса слишком быстро забываются, смываются временем, с расстановками превращаясь в мимолетные отзвуки прошлого.
[я хочу в лето_я хочу к морю, смотреть на воду, разбивающуюся о скалы пурпурным вином, смывать с себя утреннюю жару и загар кофейный прохладными волнами; я хочу в горы, солнце бы ослепило заснеженные вершины; уйти в поход с огромным таким рюкзаком, чтобы разойтись с рассудком по разным дорогам и не возвращаться еще дней двадцать обратно в дом, собирать чернику и выдавливать из нее спелый сок; даже не думать, что рано-поздно мы все как обычные люди умрем. и не плакать из-за боли в руках_голове и груди; внутренний голос говорит: родных ты больше не увидишь – терпи_иди следом за этими погаными людьми и не вякай. давай, иди. но ты против: я хочу свободы, это так мало и много, когда нет ни единого шанса зацепиться хотя бы за маленький квадратик ее; понять, что так дорога и беззаботна каждая мелочь вокруг.]
Темнота здесь; дышать труднее с мешком на голове, вот же ведь; темнота глушит крики, врывающиеся во внутрь и заставляет успокоиться_убаюкать самое себя, вычернить тревогу прочь – больше нельзя бояться, жить уже всерьез не получится. Остаются воспоминания, но лица меркнут ночными звездами, стоит только рассвету разгореться под горизонтом, лица жгут в сердце ослепительную боль и тоску; лица расплывчаты_силуэты темны. Электрическая лампочка, свисающая с потолка так похабно и вычурно, нагревается слишком постепенно, электрическая лампочка раскалено пытается сделать так, чтобы хрупкое стекло лопнуло моментально_свет озаряет вселенную, а ты сидишь с заломанными руками и тебе хочется дневного света_солнца_надежного тыла из ветра. Тебе хочется увидеть как естественность разрывает искусственность; ты хочешь домой, Мадж, да? Просто хочешь домой. Но уже не вернешься туда, пойми. Японские философы говорили, что дом можно найти во всем, стоит только захотеть_попробовать на вкус обстановку, которая окружает быстро и нагло, душит своими объятиями. Философы? Это ты сама себе говоришь, убеждаешь, пытаешься верить_чтобы не угаснуть совсем, не показать, что сломалась.
[]Ты сломана. Ты ломанная. Линия без конца и начала – луч тепла; только здесь никому нет до этого дела. Ты брошена и оставлена умирать, лишь бы как; веселись, пока молода_скоро станешь холодной как лед и больше не сможешь смотреть на этот мир_продышать не сможешь себе маленький уголок тепла.
[]Ты –  кукла, ты нежный_белоснежный фарфор, который испачкали собственной же кровью, грязью и порохом. И играются с тобой поочередности_ умная, смышленая девочка полезна во всех мыслимых и немыслимых смыслах. Этих смыслов бесконечное множество, побудь в каждом из них Королевой ночной Вероны.
[]Ты –  заложница мыслей, судеб и свершений. Власть ушла из твоих рук_ты теперь вдыхаешь героин, смотришь, как кто-то уходит через черный выход, подпихивает тебе бутылку коньяка и заставляет танцевать на парапетах. Тебя здесь держат весьма пристойно – позволяют делать, что хочется_не просыхая от алкоголя и наркотиков, но стоит только им заговорить о деле, так начинается Ад. Хочешь показать свою силу воли? Как бы не так; ты слаба, а они качают из тебя информационную нефть, ножами_утюгами_плетью. Пытаются вытравить нужное из тебя противной-неугомонной-верящей-в-справедливость. Только ты молчишь. Назло всем, назло каждому из этих лживых лиц – ты молчишь и не колешься_не расколешься. Рвешь себя изнутри_рвешь себя за каждую слезу и стон, но молчишь. Они ничего не узнают и оставляют тебя в покое еще на дня три; может быть хоть кокаин и марихуана заставят тебя говорить правильно и отчетливо – нет. Никогда. Все в пустую, почему они до сих пор тебя не прикончили как последнюю шавку? Держатся за тебя, не хотят отпускать_не хотят избавляться – ты еще им зачем-то нужна, пригодишься, золотая рыбка, только никто не говорит тебе зачем. Здесь вообще мало говорят.

Здравствуй, девочка, новый день подоспел к тебе быстро_в спешке, как ты дождалась его? Выжила?
Упрямая, гнусная и амбициозная. Тебя опять куда-то ведут, не показывая, завязывая глаза_руки в наручниках – ты опять заложница, а вчера еще с тобой танцевали двое_пили еще четверо и вам было до безумия весело, в глазах искрилось шампанское; сколько стоит такое времяпровождение? Тысячу душ? Ты пила и хохотала в голос; сворачивала стодолларовую в трубочку – вот как ты скрываешь тошнотворность к самой себе? Напиваясь до одури_забываясь морфием. Ты не хочешь осознавать, что действительно не выберешься из этого чокнутого_сумасбродного капкана, который для тебя здесь профессионально организован огромным количеством бездушных людей. [ты не хочешь в это верить. сложно и больно понять как превратилась в приманку для крови_хмеля и криминала]. Тебя опять куда-то ведут, подгоняя; отстук шагов эхом отдается в голове_как же т-о-ш-н-о, очень тошно. Тебе плохо, ты хочешь хотя бы часов шесть поспать, ты хочешь не просыпаться вообще, чтобы тебя оставили на недельку в покое, вернули на море, показали солнечный свет. Повторяешь себе все это вновь и вновь как девиз_как слоган. Ты многого хочешь, детка, очень многого. Тяжелые двери открываются с гулом ветра и скрипом – уже привыкла, все повторяется как обычно; эти звуки больше не внушают сумасшедшего страха и подкосившихся коленок; эта жизнь словно одна единственная из всех возможных в этом мире, по-другому и не живут, наверное. Ты забыла, что такое настоящая жизнь и не хочешь совсем вспоминать – если вспомнишь, вывернешь же себя наизнанку тогда, дотла выжжешь, изведешь в кровь; лучше не надо. Мадж, послушай, тебе говорят – садись, тебе говорят – не дыши громко, не всхлипывай и молчи, чертова тварь. А вчера говорили – богиня, детка, зажигай; не молись только своим богам, будь ближе к нам. Все меняется и реальность переменчива тоже; их отношение каждый раз новое, но по вечерам «развелечений-пыток» они явно тебя ненавидят до безмерности.
Ты садишься на стул, дерево впивается в кожу. пахнет кислотой; ждешь пока развязывают глаза, ослепленная раскаленным_холодным_электрическим светом юная девочка. Видишь привычную комнату замкнутую впереди себя; нисколько не удивлена – ты знала, что тебя ведут именно сюда. Что тебе сегодня приготовили? Какие изощренные способы выловить нужную информацию с твоих уст? Догадайся. Комната глухая_угловатая вдруг погружается в темноту; по щелчку едва ли слышно все померкло; кто-то входит еще – торопливые шаги, ты ослепла от мрака_ты хочешь видеть. Очень_очень_видеть живую душу. эти охранники-бугаи тебе уже до чертиков. Взбешенно надоели. Темнота не проходит_не уходит_не испаряется; кто-то кашляет громко где-то левее, шепчет заклятия.
Черт.
свет включается, да. Тусклый и сморщенный, не такой, как был. Ты не видишь лица, но силуэт сквозит жесткостью предстоящего вечера, o-la-la, будет тебе новая_живая душа, будет тебе прекрасный досуг, Мадж, ты доживи только, ладно? Попробуй выстоять_вытерпеть. Новая проверка на прочность.
И в твоей голове вертится мысль вокруг своей оси: что вы хотите от меня?
Но ты молчишь, тебе ведь не сказали говорить. А ты все кричишь-кричишь мысленно: какого черта вам все эти месяцы надо от моего тела_разума_мыслей?
Бледная кожа твоя, Мадж, горит атласными лентами в этом тусклом свету – бледная_невинная_легкая девочка; девочка-конфетка, творение мирового искусства, пожалуйста, не сдавайся. Художница_дитя юное. Держись крепче за нервы и выдержку; сиди на месте. Жди-жди, пока о тебе вспомнят вдруг совершенно внезапно. Силуэт в углу комнаты что-то делает, но молчит так вольно и громко, что в мыслях только одно – сбежать, спрятаться и закрыться. Боги. терпи.
Не сдавайся и жди разрешения. Тебе скажут – говори, и ты опять три часа подряд будешь кусать губы, кричать от боли, но не скажешь ничего, что могло бы им помочь? Посмотрим. Фортуна может ведь изменить тебе сегодня, увы. Не особо надейся, Мадж. Не особо верь в свой успех;
Надежда умрет последней.
Надежда умрет после тебя.

Суббота - день достаточно легкий. Во-первых, это первый выходной за неделю. Во-вторых, когда ты идешь на какое-либо мероприятие с человеком, которого любишь - это уже сам по себе праздник. Вот именно для этого случая в эту субботу Элиотт встал с утра пораньше, что,ы привести себя в порядок. Конечно, его подготовка занимала не так много времени, как подготовка к свиданию у девушек, но он как знал, что в это утро все будет валиться из рук. Сначала он пролил себе чай на штаны, которые, слава Богу, были пижамные, после чего поставил пятно от джема на одной из своих любимых футболок. Блин, вот что за начало дня? Надеюсь, когда мы будем на гонках с Софи, все обойдется наилучшим образом...

Когда сборы наконец-то закончились, Эл облегченно вздохнул, но все равно все на всякий случай перепроверил - выключил ли свет/утюг, есть ли в карманах деньги, мобильник, ключи от дома, машины и комнаты. Убедившись, что все на месте, он вышел из комнаты и, закрыв за собой дверь, поехал к дому для проверки порядка там. Слава Господу Богу, родители перед отъездом заставили уборщицу убраться. Парень загрузил в мультиварку еду для приготовления рататуя по семейному рецепту и поставил время приготовления на 7 вечера. К тому времени мы точно приедем сюда.

Спустя полчаса, тщательно проверив все в доме, парень поехал в сторон универа. Боже мой, я же никогда особо не был такой чистюлей. Что со мной? Неужели Соф настолько мильно меня изменила? Ответ был легок как дважды два - да! Он заметил, что рядом с Софи он был уже не таким прямолинейным, как раньше, что он начал быть самим собой. Для нее он перестал прятаться под маской безраличного, иногда злого типа. Может, это даже и лучше.

Парень стоял рядом с корпусом Брайтерс, как тут вышла Софи и, поприветствовав его, крепко поцеловала. А парню и радостно от этого. Отстранившись, девушка немного отошла и, ткнув парню пятьцем в грудь, сказала:
- Элиотт, я тебя предупреждала, что если что-то пойдет там не так, мы тут же оттуда уедем. Говорила?
- Да, Соф....
- Merveilleux. Тогда едем, а то всё пропустим, - сказала Софи, и ребята, сев в машину, поехали на центральную улицу Брайтона, где гонка уже началась вовсю. Элиотт купил попкорна и напитков, и ребята пошли в сторону трибун, с которых было великолепно видно все машины. Влюбленные голубки сидели, ели, смеялись и наслждались обществом друг друга.